Когда миры молчали - они научились думать.
И задумались, как начать говорить.
Как озвучить начало?
От этого вопрошания в мирах завелись паразиты.
Тогда миры заговорили.
О том, что легко думать без паразитов и легко говорить с паразитами внутри.
- Может, мы хором попробуем спеть о том, что мы существуем? - подал неслыханный голос невидимый мир.
- Ты пересыщен своей мудростью. Собрал чересчур много темноты и укрывшись за ней, хочешь петь о том, что всем очевидно.
Если бы вокруг тебя не было светлых миров, ты и не знал бы о своем существовании. - Нежно, но твердо прошептал мир грез.
- Это неважно. Сам светишь, но не греешь! - возмутился мир разочарований, и охрип. - У тебя слишком переполнены речи блаженством.
- Какое же это блаженство, когда у него сплошная блажь? - рассудил мир не объемлемых фантазий.
- Мы все блаженны, мы же питаемся душами людей. - усмехнулся тонкий мир невероятных энергий. - Я сначала думал, что я есть простой загробный мир и жил рядом с миром фантазий. Теперь же,когда я сам могу говорить, я переместился поближе к миру смерти. Теперь еще тонче могу вкушать свою пищу. вот о чем надо бы нам спеть, еще и еще раз.
- Еще блаженней тот, кто посетил нас в минуты долгих дум, но истинно блажен тот, кто вообще не появлялся в любом пространстве бесконечных страданий и мучений. - как будто сам себе сказал с тяжелым вздохом и легким акцентом мира снов - совсем не мирный мир одиночества.
- Нам надо объединиться в одно целое, чтобы мы все поняли, о чем нам спеть. - предложил мир светлых помыслов.
- А как же паразиты? Если с нами соединится мир смерти, то и погибнут паразиты. Тогда мы вновь разучимся говорить! - сказал мир блефа, авантюры и опасных приключений.
- Я могу и в отдалении за всеми наблюдать. У меня есть свои паразиты. - молвил ясно и разборчиво мир смерти.
- Кто же это? Мы еще не видели столь странных паразитов?! - вопросил мир вечно зеленого счастья.
- Взгляните на себя. Вы и есть мои паразиты!
Миры услышали ответ мира смерти.
- Только не я. - сурово сказанул мир парадоксов всемогущих технологий. - Возможно, мир науки и есть паразит у мира знаний, а знаний мир питается от мира мудрости, но только не я!
- А мудрости мир от чего питается? - спокойно спросил мир смерти.
- Конечно, от мира смерти. Я только сейчас понял - когда мир смерти нам сказал об этом. - восхитился невидимый мир.
- Тебя не видно, ты уж лучше помолчи. Но нам почувствовать, о чем мы можем спеть. - решительно взял спор в свои уста мир радикальных решений.
- Мне все едино, давно еще, когда учился думать, об этом и глупо говорить. Хоть вместе, хоть раздельно... - свой голос проявил мир бреда.
- Он сумасшедший! Для него все мы - он сам! - пискнул мирок жадных самонений.
- Такого бреда нет даже в сумасшедшем мире. - сказал мир ясных самоосознаний. - Так что ж, давайте объединяться, уже петь пора! Я с удовольствием всех осознаю и внутри, и снаружи. Мне интересно пожить в одном едином. Самопознать в себе, что будет во мне происходить и развиваться.
- Мы породим сверхмир немыслимых желаний и простенький мирок желаний исчезнет в невидимом мире. Нам будет весело всем вместе. И мы споем о мире песнопений. Зачем нам споры... - выразил мнение всем ненавистный мир.
- Я лучше удалюсь в мир смерти. Я не хочу делиться с вами своими паразитами. Все это безнадежно непонятно, а вдруг я потеряю способность говорить?! Мне надо говорить! Мне думать вредно! - и мир надежд икнул от переохлаждения.
Тогда мир призраков слился с миром позора.
Увидев это, мир посмешищ схватил в свои объятия мир скуки. А промеж них забился мир половых влечений. За ним мир страстей вцепился в мир сомнений.
И бесконечное число миров не очень-то того хотя и нехотя отталкивая друг друга поближе к миру отчуждений, все же превратилось в один сверхмир без названия.

Заратустра спустился один с горы, и никто не повстречался
ему. Но когда вошел он в лес, перед ним неожиданно предстал
старец, покинувший свою священную хижину, чтобы поискать
кореньев в лесу. И так говорил старец Заратустре:
"Мне не чужд этот странник: несколько лет тому назад
проходил он здесь. Заратустрой назывался он; но он изменился.
Тогда нес ты свой прах на гору; неужели теперь хочешь ты
нести свой огонь в долины? Неужели не боишься ты кары
поджигателю?
Да, я узнаю Заратустру. Чист взор его, и на устах его нет
отвращения. Не потому ли и идет он, точно танцует?
Заратустра преобразился, ребенком стал Заратустра,
Заратустра проснулся: чего же хочешь ты среди спящих?
Как на море, жил ты в одиночестве, и море носило тебя.
Увы! ты хочешь выйти на сушу? Ты хочешь снова сам таскать свое
тело?"
Заратустра отвечал: "Я люблю людей".
"Разве не потому, -- сказал святой, -- ушел и я в лес и
пустыню? Разве не потому, что и я слишком любил людей?
Теперь люблю я Бога: людей не люблю я. Человек для меня
слишком несовершенен. Любовь к человеку убила бы меня".
Заратустра отвечал: "Что говорил я о любви! Я несу людям
дар".
"Не давай им ничего, -- сказал святой. -- Лучше сними с
них что-нибудь и неси вместе с ними -- это будет для них всего
лучше, если только это лучше и для тебя!
И если ты хочешь им дать, дай им не больше милостыни и еще
заставь их просить ее у тебя!"
"Нет, -- отвечал Заратустра, -- я не даю милостыни. Для
этого я недостаточно беден".
Святой стал смеяться над Заратустрой и так говорил: "Тогда
постарайся, чтобы они приняли твои сокровища! Они недоверчивы к
отшельникам и не верят, что мы приходим, чтобы дарить.
Наши шаги по улицам звучат для них слишком одиноко. И если
они ночью, в своих кроватях, услышат человека, идущего задолго
до восхода солнца, они спрашивают себя: куда крадется этот вор?
Не ходи же к людям и оставайся в лесу! Иди лучше к зверям!
Почему не хочешь ты быть, как я, -- медведем среди медведей,
птицею среди птиц?"
"А что делает святой в лесу?" -- спросил Заратустра.
Святой отвечал: "Я слагаю песни и пою их; и когда я слагаю
песни, я смеюсь, плачу и бормочу себе в бороду: так славлю я
Бога.
Пением, плачем, смехом и бормотанием славлю я Бога, моего
Бога. Но скажи, что несешь ты нам в дар?"
Услышав эти слова, Заратустра поклонился святому и сказал:
"Что мог бы я дать вам! Позвольте мне скорее уйти, чтобы
чего-нибудь я не взял у вас!" -- Так разошлись они в разные
стороны, старец и человек, и каждый смеялся, как смеются дети.
Но когда Заратустра остался один, говорил он так в сердце
своем: "Возможно ли это! Этот святой старец в своем лесу еще не
слыхал о том, что Бог мертв".

"Если б я мог стать мудрее! Если б я мог стать мудрым
вполне, как змея моя!
Но невозможного хочу я; попрошу же я свою гордость идти
всегда вместе с моим умом!
И если когда-нибудь мой ум покинет меня -- ах, он любит
улетать! -- пусть тогда моя гордость улетит вместе с моим
безумием!" --
-- Так начался закат Заратустры.